Я должна была хоть что-то почувствовать. Вид чудовища должен был вызвать во мне печаль или отвращение. Но после того как я спустилась в башню, после того как меня аннигилировал Слизень, я не чувствовала ровным счетом ничего. Никаких эмоций, даже простой человеческой жалости, несмотря на то что создание явно страдало, испытывало невыносимые муки.

Это создание могло быть дельфином с дурным глазом или диким кабаном, не привыкшим к новому телу. Возможно, оно было частью плана, смысл и модель которого оставались для меня не ясны. Но выглядело оно как ошибка, некая осечка Зоны Икс, прекрасно и незаметно ассимилирующей все, что попадалось на пути. Что, если, подумала я, и моя ясность предвещает подобную метаморфозу? Исчезнуть, слиться с береговой линией, с безымянными пляжами и ветром или с болотами – нет, я этого не боюсь, да и никогда не боялась. Но это бесконечное странствие вслепую меня испугало. Может быть, я просто обманывала себя, думая, что если позволю ясности целиком овладеть собой, то процесс этот будет безболезненным, даже красивым? В этом жалобно стонущем создании не было ничего красивого, ничего, что не выглядело бы как надругательство.

С учетом всего этого вмешиваться мне не стоило, пусть даже я и видела все эти муки и корчи несчастного. Я не могла прекратить его страдания – отчасти потому, что не обладала полнотой данных. Я пока что не понимала, что представляет собой это создание, через что ему довелось пройти. Под тем, что походило на боль, вполне мог крыться экстаз – остатки человеческих сновидений, приносящие утешение. Потом мне в голову пришло, что, возможно, причиной метаморфозы стало то, что этот член экспедиции принес в Зону Икс. А что принесла с собой в Зону Икс я? И как это может повлиять на мою трансформацию?

Вот все, что я могу вспомнить сейчас, когда память моя уже начинает путаться и переплетаться с разными другими соображениями. В конце концов я взяла образчик, один волосок, оказавшийся, впрочем, таким же бесполезным, как и прочие пробы – постоянство, которое не вызвало во мне ни малейшего восхищения, а зря, – и вернулась к своему крошечному костру посреди этого огромного, всепроникающего нигде.

Впрочем, встреча эта все же повлияла на меня. Я обрела решимость не сдаваться ясности, не расставаться с собственной личностью, по крайней мере до поры. Я не могла смириться с возможностью, что однажды я могу потерять бдительность и превратиться в стонущее создание в тростниках.

Может быть, это была слабость. Может быть, просто страх.

03: Остров

Довольно скоро остров превратился в смазанную тень на морском горизонте, и я поняла, что теперь это просто вопрос нескольких дней, хотя точно отсчитывать время не было возможности. Остров казался чуждым мне, как муж, вернувшийся после экспедиции. Я понятия не имела, что увижу там, и понимание это отрезвляло, заставляло пристальнее следить за ясностью, упорнее бороться с ней. Почему-то я вбила себе в голову абсурдную мысль, будто, если удастся переплыть туда, я должна быть в лучшей форме, в трезвом уме и крайне внимательна. Ради чего? Чтобы найти труп, если повезет? В честь ложной памяти о той прежней жизни в мире, который теперь представлялся куда более уютным и спокойным, чем был на самом деле? У меня не было ответов на эти вопросы, лишь организм подсказывал, что надо поддерживать дальнейшее существование – дышать, есть, испражняться, спать и совокупляться, и просто жить, день за днем.

Я закрепила рюкзак на спине и прыгнула в воду.

Любой, кто обожает читать истории о героях, приютившихся вокруг догорающего костра, когда чуть поодаль терпеливо поджидают голодные волки, будет разочарован – нет, когда я плыла к острову, на меня не нападали левиафаны, поднявшиеся с глубин морских. Усталая и замерзшая, вышла я на берег и тут же начала обустраивать себе жилище в развалинах маяка. Еды удавалось раздобыть достаточно, я ловила рыбу, собирала ягоды, выкапывала клубни – безвкусные, но вполне съедобные. Ловила силками мелких зверушек, развела собственный сад, посадила там семена из найденных плодов и удобряла их компостом домашнего производства.

Поначалу маяк удивлял меня больше, чем что-либо другое на острове. Он был зеркальной копией маяка на побережье – особенно когда освещался солнцем, – и временами это казалось мне чьей-то неуместной и безжалостной шуткой. Еще одна деталь из множества других, которая ничуть не приблизила меня к разгадке Зоны Икс. Или то было случайное совпадение, некий незавершенный синоним той башни, только с верхушкой, провалившейся вниз, и лестничной площадкой, которую я превратила в свой опорный пункт, устлав ее сырыми опавшими листьями… одно уже это говорило о многом.

Позже я не спеша, с систематическим тщанием ученого осмотрела маяк, близлежащие здания, заброшенный городок, но потом решила, что этой первой рекогносцировке не хватает широты: надо обследовать остров на предмет угроз, поискать еду, источники питьевой воды, постараться найти хоть какие-то признаки пребывания здесь человека. Я не хотела питать ложных надежд: никаких свидетельств, что на маяке кто-то недавно жил, не имелось, хотя он являл собой наиболее подходящее убежище, поскольку все остальные строения даже на первый взгляд были разрушены почти до основания и догнивали с поразительной скоростью с тех пор, как здесь утвердилась Зона Икс. Имелись также признаки загрязнения, следы старых шрамов, но все они так быстро затянулись, что трудно было сказать, когда именно и чем были вызваны. Наверняка этому тоже поспособствовала Зона Икс.

Размеры этого острова примерно четырнадцать миль в длину, девять в ширину, сорок восемь по окружности, и, по моим подсчетам, площадь его составляет около ста сорока квадратных миль, или девяносто тысяч акров. Большую часть этой площади занимают сосновые и дубовые леса, тянущиеся вдоль обращенной к берегу стороны, но там, где подступает море, они не могут устоять перед частыми штормами – здесь произрастают в основном мхи да низкорослые кустарники. Родники с чистой водой встречаются чаще, чем я предполагала, питаются они из ручьев, стекающих с гор к берегу. Возможно, именно поэтому здесь и построили этот ныне заброшенный город, к тому же деревья представляют хорошую защиту от ветров, дующих с моря. Мало того, рядом с маяком я нашла водопроводный кран, и хотя поначалу из него долго текла только коричнево-ржавая вода, потом все же пошла чистая, вполне пригодная для питья, из какого-то подземного резервуара.

В центре острова я нашла богатую экосистему, где бесконтрольный рост популяции болотных кроликов сдерживают хищные птицы и островные лисы – довольно мелкие, что свидетельствует о том, что размножение их как-то адаптировалось к столь замкнутому пространству и скудным возможностям, которые могла предоставить окружающая среда. Птичий мир разнообразен – от древесных ласточек до пурпурных, от виреонов до крапивников, дятлов и козодоев, а также множество видов береговых птиц – слишком много, чтобы перечислять. И с наступлением сумерек весь этот птичий мир сливался в пронзительный торжествующий хор голосов – такой резкий контраст с тишиной, царившей на болотах, где птиц было меньше и вели они себя осторожнее.

Я обходила остров на протяжении многих дней, как по периметру, так и по внутренней части, стараясь узнать о нем как можно больше. Записывала свои наблюдения и на чем свет стоит кляла Южный предел – за то, что не снабдили меня картой, хотя я и знала, что, будь у меня карта, я бы все равно потратила не меньше времени и сил на ее проверку. И не только потому, что не доверяла Южному пределу, но и потому, что не испытывала доверия к Зоне Икс. Однако, закончив с предварительной инспекцией, я не могла сказать, что обнаружила на этом острове что-то необычное или сверхъестественное.

За исключением, пожалуй, филина.

04: Филин

Нашла ли я мужа? В каком-то смысле, да, только не в том обличье, в котором его знала. Уже к вечеру, на дальнем конце острова, продравшись через заросли тростника, кустарника, колючей высокой травы, под сенью засохших, обломанных от ветра трупов черных сосен, я выбралась к небольшой тихой бухте, окаймленной пляжем с белым песком, с отмелями, которые уходили далеко в море и сливались с глубокими темными водами. По берегу были разбросаны крупные камни и обломки бетонных свай – все, что осталось от построенного здесь в иную эпоху причала, – и теперь они стали насестом для целой стаи из дюжины бакланов.