И снова последовало долгое молчание, даже незнакомка выпрямилась и стала казаться выше, и смотрела серьезней, точно теперь обратила на него все свое внимание. От ее холодности и спокойствия у Саула мороз пошел по коже.

– Мы изучаем одно уникальное явление, Саул, – сказал Генри после паузы. – Так что, может, ты простишь нам это наше нетерпение. Мы были вынуждены зайти немного дальше…

– Пошли отсюда ко всем чертям, – выкрикнул Саул и ценой неимоверных усилий выдернул топор из половицы. Занес высоко над головой – так как в замкнутом пространстве делать с ним больше было просто нечего. В этот момент он больше всего боялся, что они не уйдут, что он не сможет заставить их убраться ко всем чертям. А из головы все не выходили тысячи пылающих маяков.

Но никто ему больше не угрожал. Генри пожал плечами и бросил:

– Ну, как знаешь.

Саул был непреклонен, хоть и почувствовал вдруг страшную слабость, а молчание их казалось ему ловушкой.

– Все свои дела вы тут уже сделали. Еще раз увижу вас на маяке, вызову полицию. – Он произнес эти слова вполне серьезно, намереваясь выполнить угрозу, но тут же усомнился в том, сделает ли это.

– Но ведь утро обещает быть таким прекрасным, – заметила Сьюзен голосом, в котором сквозил острый, как бритвенное лезвие, сарказм.

Генри весь так и сжался, чтобы протиснуться мимо него на пути к выходу, словно боялся задеть его, словно смотритель был сделан из страшно хрупкого стекла. Прежде чем начать спускаться по ступенькам, незнакомка одарила его загадочной улыбкой, зубастой, как у акулы.

И вот они спустились вниз и исчезли из виду.

Через минуту Саул наклонился – включить прожекторы. Требовалось какое-то время, чтобы они нагрелись, а затем нужно было еще проверить, не изменил ли Генри вместе со своими сообщниками направление главных отражающих поверхностей внутри прожекторов. Ожидая этого, все еще держа в руке топор, он решил, что надо бы спуститься вниз и посмотреть, действительно ли эта странная троица удалилась.

Оказавшись внизу, он никого не увидел. Распахнул входную дверь, ожидая увидеть, как они идут по территории, примыкающей к маяку, или садятся в машину. Но даже включив свет над лужайкой, не увидел ни их, ни машины. Но ведь времени прошло совсем немного. Куда же они подевались? Может, мчались что есть духу и успели скрыться на пляже, затянутом туманной дымкой? Или бросились в лес, попрятались среди болот и деревьев, стали одним целым с тенями?

А потом с моря до него донесся тихий рокот мотора. Должно быть, там, не включая сигнального огня, проехала моторка. Единственным источником света, кроме луны и звезд, была еле различимая красная пульсирующая точка на острове – крошечная, с булавочную головку.

Но когда он вернулся к маяку, у двери его поджидала тень. Генри.

– Не волнуйтесь, здесь только я, – сказал Генри. – Остальные ушли.

Саул вздохнул, оперся о рукоятку топора.

– Ну почему вы все никак не уедете, Генри? Долго еще будете мне обузой? – Он испытывал облегчение, что женщин видно не было.

– Обузой? Да я для вас просто подарок, Саул. Потому что я понимаю. Знаю, что происходит.

– Я ведь уже говорил. Не знаю и знать не хочу, о чем вы талдычите.

– Саул, это я продырявил прожектор, пока Сьюзен не было. Я один.

Саул едва сдержал смех.

– И что, из-за этого я должен вас слушать? Потому что вы обошлись с маяком, как вандал?

– Я сделал это только потому, что знал: там, внутри, что-то есть. Должно быть. Только в этой точке мои приборы не зарегистрировали… ровным счетом ничего.

– И что с того? – Разве это не означает лишь то, что попытка обнаружить странные явления с помощью ненадежных приборов заранее обречена на провал?

– Но, Саул, почему у вас такой загнанный вид, словно это место посещают призраки? А ведь так оно и есть. Вы это знаете, и я знаю. Пусть даже больше никто не верит.

– Вот что, Генри… – Тут он осекся. Стоит ли пускаться в объяснения, почему вера в Бога вовсе не предполагает автоматически и веру в привидений?

– Не надо ничего говорить. Но вы знаете правду – оно внутри вас. И я его выслежу. Непременно найду. – Генри будто силился доказать ему что-то.

Вся эта пылкость и настойчивость Генри, то, как свободно он болтал, напугали Саула. Словно Генри сбросил маску, стал самим собой, обнажил свою душу, и под этой благопристойной личиной Саул вдруг обнаружил самого опасного и упрямого представителя своей паствы, еще с тех времен, как он служил в церкви на севере. Из тех, что считают себя избранными, кого не сбить с праведного пути. Та часть «Бригады легковесов», что отвечает за прозрение. Нет, последователи ему не нужны.

– Я все равно не понимаю, о чем вы толкуете. – Смотритель маяка заупрямился. Он не хотел, чтобы его во все это втягивали, он и так чувствовал себя совсем больным и слабым. И пара-тройка странных сновидений еще не означали того, что пытался раздуть из них Генри.

А сам Генри не обратил на его слова внимания и продолжил:

– Сьюзен считает, что катализатор они принесли с собой. Но это не так, пусть даже я и не могу сказать вам, сколько этапов, процессов и экспериментов понадобилось, чтобы подвести нас к этому. И тем не менее это произошло. После того как мы потратили столько лет на поиски в самых разных местах и получили столь ничтожные результаты.

Вопреки всякому здравому смыслу, лишь потому, что Генри все больше казался ему жертвой, Саул спросил:

– Может, тебе помощь нужна? Скажи толком, что происходит, и я постараюсь помочь. Скажи, кто была та женщина?

– Забудьте, что вы ее видели, Саул. Больше никогда не увидите. Поверьте, ей равно безразличны и мир сверхъестественного, и стремление узнать правду.

Тут Генри улыбнулся и зашагал прочь. Куда он отправился, Саул не имел ни малейшего понятия.

0013: Контроль

Половина стены взорвалась, тысячи глаз уставились на Контроля, отброшенного назад, распростершегося в пыли и обломках. Голова раскалывалась, боль пульсировала в боку и левой ноге, но он заставил себя лежать неподвижно. «Притворись, что ты мертвец, а не то тебе конец». Строчка из книги о монстрах, которую в детстве читал ему отец. Поднялась не к месту из глубин памяти, словно сигнальная ракета. Эти слова врезались ему в память, повторялись снова и снова. «Притворись, что ты мертвец, а не то тебе конец». Постепенно кирпичная пыль стала оседать, но на него по-прежнему давил взгляд всех этих глаз. Даже когда возле уха хрустнуло стекло – этот мертвящий звук, этот жадный кошмар, – даже когда огромная масса проползла у самых ног. Он с трудом подавил желание открыть глаза и посмотреть – ведь он притворялся, что мертвец, а не то придет конец. Где-то справа от него валялся армейский нож, и еще резная фигурка, подарок отца, выпавшая из кармана. И он, распростертый на земле, инстинктивно протянул дрожащую руку, пытаясь нашарить их. Его трясло, он мелко дрожал, движение гигантского существа отзывалось болью в костях и мышцах, словно рвалась на свободу ясность, что-то внутри его, одинокое, тянущееся наружу. Притворись, что мертвец. А не то тебе конец.

Но хруст стекла не прекращался, стекло хрустело, и источник этого звука находился где-то по ту сторону стены, продвигаясь все дальше, приковывая к себе его внимание. Сапоги? Ботинки? Голые ноги? Нет. Когти? Копыта? Реснички? Плавники? Он подавил дрожь. Удастся дотянуться до ножа? Нет. Если бы он смог дотянуться до ножа вовремя, если бы нож тут смог чем-то помочь, всего этого бы не случилось, хотя нет, случилось бы, потому что могло быть только так. Прорыв границы, только никакой границы нет. Все начиналось так медленно, словно долгое путешествие, имеющее какой-то смысл, а теперь всё понеслось кувырком. Слишком быстро. Как дыхание, что становилось светом, превращалось из тумана в лучи, доходящие до самого горизонта, но не забирающие его с собой. Что там, по ту сторону разрушенной стены? Какое-то новое существо? Или старое? Но не ошибка. Осталось ли в этом создании что-то от человека, с которым он был знаком лишь косвенно, через ее копию? Он узнавал эти глаза.